Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, что-то важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что, правда? Бабочка?
Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.
Ваня ужасно мучился и страдал, нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожжённая кожа под гипсом чесалась, он осторожно водил костылём по гипсу, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у него окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он возлежал, откинувшись на груду пуховых подушек, на лежаке на веранде, дышал свежим воздухом и стонал, закатывал глаза, бормотал себе под нос, капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.
– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.
– Кто? – я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на скорченное Ванино лицо.
– Твой Сергий, когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылём, я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.
– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок от хлеба с маслом.
– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.
– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу, и потом перегнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме, – я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.
– А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, никто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно спросила я, мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!
Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал, и, подавившись чаем, зашёлся кашлем.
– Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок. Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.
– Кто приехал? – крикнула я ему.
– Люди приехали! Все важные такие, – он развёл руками, изображая, насколько оказались важными послы.
– Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасён!
Я вручила ребёнку большое румяное яблоко, он схватил его и убежал, мелькая грязными пятками.
Возбуждённый Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:
– Ну, вы идите, я вас здесь подожду, – на его худом лице отразилось отчаянье.
– Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.
«Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразным образом. Сначала он хотел дотащить Ивана на себе; с трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль, и тут же подставил своё плечо; надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивлённые взгляды Гария и Марии, и оба выбились из сил. Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго, и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.
Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге адепта.
– Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать мне или тебе?
Я послушно толкнул тележку к ним, большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом, и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня, между тем, балансировал на одной ноге на перевес с тяжёлым гипсом на другой и яростно размахивал костылём. Гипс все же перевесил, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла её удержать и отпустила ручки тележки, Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.
– Аська, – глухо прошипел Петушков, лёжа на дне тележки, – ненавижу.
С огромным трудом он перевернулся и, поёрзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на скукоженного приятеля и жалко торчащую из корыта тележки загипсованную ногу и прошептала в ухо гному:
– Ты уверен?
– Повозки всё равно нет! – буркнул он.
Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах, Ваня, одной рукой вцепившись в край тележки, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, тележка жалобно скрипела, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.
– Помедленнее! – орал адепт. – Смотри колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку, – нет, – простонал он, – вы меня решили угробить!
За нами увязались мальчишки, хохочущие и делящиеся своими разумениями, сможем ли мы доехать до Дома Властителей «на этом колесе». Ближе к центру дорога стала лучше, Петушков расслабился и стал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберёмся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка начала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков ни на шутку перепугался, глаза у него стали бешенные, размером с золотой, его подбрасывало и швыряло в разные стороны, он голосил диким голосом, что мы изверги и убийцы, и что нам это зачтётся на страшном суде. В конце концов, на особенно глубокой яме, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло, мы её выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полёте. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, адепт вжал голову в плечи, схватился за края тележки, так что было видно одну макушку, ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что гипс сейчас улетит к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой колдобине тележка сдалась, и единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что адепт сейчас остановится, но не тут-то было. Бесколесый поддон, цепляющийся железными ручками за дорожные камни, нёсся вперёд, к центру площади.