Меня привели к клеткам, тут-то я и запаниковала, за толстыми железными прутьями, словно дикие животные, сидели люди; вокруг толпился народ, приглядывая себе покупку покачественнее. На шее каждого пленника висела табличка с ценой. На меня одели такую же табличку и пихнули в клетку. Я забилась в угол, сидя на грязном полу, и закрыла глаза, дабы не видеть любопытные ощупывающие взгляды.
– Ася! – раздался знакомый голос.
Я открыла глаза, рядом с клеткой, держась за прутья, стоял Пантелей.
– Пан! – я вскочила на ноги и кинулась к нему, впервые в жизни, чувствуя себя так, словно только что мою голову вытащили из петли. – Я так рада! – к горлу подступил горький комок. – Я так боялась, что вы меня не найдёте!
Пантелей выглядел уставшим и измученным, кроме забот и тревог мои поиски ничего не дали. Теперь, увидев меня в клетке в Петенках, гном чувствовал, в некотором роде, даже облегчение.
– Я пыталась убежать, но они меня все время связывали, я даже силой воспользоваться не могла.
Пан насторожённо оглядывался и нервничал, словно, боялся быть узнанным.
– За тебя просят 150 золотых! – пробормотал он. – У нас триста, постараемся перебить цену и выкупить тебя.
Я радостно улыбнулась. Теперь все будет хорошо!
– Где Анук?
– С Петушковым. Ванька тебя на другом рынке ищет. Ладно, я пошёл, главное, – он внимательно посмотрел на меня, – не бойся!
Я кивнула. Гном отошёл от клетки, принял скучающий вид и начал рассматривать других невольников. Кажется, никто не заметил нашего торопливого разговора.
Солнце стояло в зените и нещадно палило, когда начались торги. Стражи приходили к клеткам и вытаскивали один за другим пленников, через некоторое время, когда те уходили с молотка, возвращались за новой партией. Я видела хлипкие деревянные ступеньки, ведущие на главную сцену, куда уводили невольников. Четыре ступени до позора и неволи. «Хлип-хлип», – вторили они шагам заключённых. На другой стороне шумели и ругались, когда демонстрировали с тройной силой.
Я надеялась на лучшее, и старалась не замечать, как дрожат связанные руки и подгибаются колени. Вскоре пришли и за мной. Стражник выволок меня из клетки, и вот уже я делала четыре страшных шага, и уже под моим весом ступени прогибались «хлип-хлип», меня прошиб пот, а перед глазами все поплыло. К шее привязали верёвку, другой конец тройным узлом к столбу, чтобы не убежала. Я стояла на возвышенности, а внизу, словно речная гладь волновалась толпа, я не видела ничего кроме нескольких сотен голов, кто-то над ухом заорал:
– Девушка, 150 золотых!
Я вздрогнула, краски и звуки вернулись. По толпе прошёл недовольный ропот, за такие деньги можно было купить шикарную женщину, а не девочку-подростка с многочисленными синяками и ссадинами.
– Беру! – заорал Пан. Я попыталась рассмотреть его, но все лица расплывались и смешивались.
Ведущий торгов замолк, я испуганно посмотрела в его сторону: среднего роста, светлые волосы, густые брови, голубые глаза, таких не запоминающихся лиц тысячи в огромной Словении, но это точно до конца моих дней запечатлелось в моем мозгу. Он хитро улыбнулся в толпу и прокричал:
– Девушка обладает магическими способностями!
– Я беру её за двести! – снова услышала я голос Пана.
– Пусть продемонстрирует! – заорал кто-то из толпы. Ведущий не торопился, на его простоватом лице отражалась борьба мысли, скорее всего, его предупредили ЧТО я умею. Он понимал, стоит мне развязать руки, как я разнесу половину площади, а сама дам такого деру, что ни одна стража не поймает. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на охранника и коротко кивнул. Тот подошёл ко мне, приставил к горлу нож и прорычал мне в ухо: «Только рыпнись, и тебе конец!» Свободной рукой он развязал путы, «Колдуй», – услышала я приказ. Я усмехнулась в насторожённую толпу. «Ну, держитесь, детки!»
Я хлопнула в ладоши, ожидая увидеть над головой смертоносный шар, но, очевидно, нервный фактор, в виде приставленного к горлу острого лезвия наложил свой след, ничего не произошло.
– Да, она колдовать не умеет! – заорал кто-то.
– Беру и так! – снова заголосил Пантелей.
Тут из-под сцены тонкими струйками начал просачиваться жёлтый дым, сначала едва заметный, потом все сильнее и сильнее, он накрывал торговцев, и вскоре туман распространился по всей площади, стало не видно не зги. Потрясающая возможность улизнуть, я пыталась оторвать верёвку, но все было тщетно, только сильнее затягивалась хитро закрученная на шее петля. «Что, чёрт возьми, такое получилось, куда делся светильник?» Все вокруг заполнил гнилостный запах, проникал в ноздри, разливался по лёгким. Я закашлялась, и боялась даже согнуться, слишком сильно затянулась удавка. Я с трудом взмахнула руками, через секунду дыма не стало. Толпа безмолвствовала, а потом началось невообразимое. Память запечатлела только картинки, как лубяные портреты, тех, кто выкрикивал цену:
– 200! – это Пан.
– 210! – молодой обалдуй в дорогом модном камзоле чёрного бархата, явно сынок высокопоставленного папаши.
– 250! – старый хрыч, его поддерживают два молодца-халуя, чтобы тот мог как-то стоять на ногах.
– 260! – Пан, у гнома испуганное лицо, он боится проиграть.
– 350! – снова молодой в камзоле.
У меня перед глазами все поплыло, Пантелей не сможет перебить ставку. Одинокая слеза потекла по моему бледному лицу, я уже не слышала криков и нечего не видела, кроме шевелящихся губ гнома: «Мы отобьём тебя у покупателя!»
– 2500! – я встрепенулась. Ни черта себе! Я что, стою больше, чем жутко породистый эльфийский жеребец? Площадь снова затихла, все устремили взгляды на выкрикнувшего баснословную сумму. Он был среднего роста, широкие плечи под пыльной рубахой, чёрные, как смоль всклокоченные немытые волосы, недельная щетина, делающая его похожим на разбойника с большой дороги, крупный рот и глаза карие миндалевидные. Внезапно я поняла – он даниец! Мы смотрели друг на друга в упор, будто изучали друг друга, будто пытались понять, что нас ждёт, оба прекрасно осознавая, что я попытаюсь убежать сразу, как он меня развяжет.