Фатиа молчал, я тяжело вздохнула и уселась рядом на перепачканную кровать.
– Ну, скажи хоть что-нибудь! – отчаялась я.
Властитель окончательно сконфузился и выдохнул скрипучим голосом:
– Да, я рядом проходил. Дай, думаю, загляну поздороваться!
– Фатиа, – устало вздохнула я, – сейчас три часа ночи. Ты лезешь в моё окно, разбиваешь мой цветок, пугаешь меня. Как ты думаешь, я рада тебя видеть?
«Черт возьми, рада! Рада! Слышите, рада!» – пел внутренний голос, захлёбываясь от восторга.
Мы надолго замолчали. Я думала о том, что, наверное, всё-таки отвороты тоже лишают мужиков мозгов. Никогда бы не подумала, что Арвиль способен совершать такие глупые, ничем не объяснимые и никому ненужные поступки. Нет, мне, безусловно, приятно его внимание. Но как бы было хорошо, если бы он был в меня просто влюблён, а не околдован.
– Погода хорошая! – вдруг произнёс Фатиа, когда пауза стала просто неприличной.
– Да, – тем же будничным тоном отозвалась я, – завтра, наверное, тоже будет солнце.
Мы одновременно повернулись к окну, рассматривая звёздное небо и яркую убывающую луну.
– А вчера было прохладно…
Я кивнула. Тема погоды быстро себя исчерпала, и обсуждать вдруг стало нечего.
– Ну, я пойду? – спросил он.
– Иди, – сердце у меня отчего-то заныло, а на глаза навернулись слезы. Властитель полез обратно в окно, раздались его тихие шаги по гравиевой дорожке. Я столкнула на пол испачканную землёй подушку и заревела в голос, перебудив весь дом.
С тех пор, как Властитель стал радовать нас своими утренними посещениями, соседи, страдающие любопытством и детской непосредственностью, толпились у нашего забора, как у входа в невиданный аттракцион. Тризорка до хрипоты заходился бешеным лаем, распугивая нежданных зрителей, но уже совсем скоро его перестали бояться, и паломничество продолжалось. Я же, уставшая от постоянно внимания, целыми днями пряталась в доме и практически не выходила на веранду.
В одно такое распрекрасное утро я сидела в маленькой, заново отремонтированной после набега Петушкова кухне, поглощала горячие пирожки, и запивала их парным молоком, хлюпая и обливаясь. В тот момент, когда я довольно икнула и вытерла рукавом рубахи белые молочные усики над губой, в дверях появился Фатиа.
В трясущихся руках он держал огромный букет алых роз, выглядел он осунувшимся и помятым, и кроме волнения ничего не чувствовал. За время нашего знакомства я видела его разным: весёлым, задумчивым, злым, ироничным, даже смущённым тоже видела! Но такой глупой улыбки и бессмысленного взгляда в бегающих глазах, проявившиеся у него с недавнего времени, я не встречала! Он переминался на пороге с ноги на ногу и не решался войти.
– Фатиа, – процедила я сквозь зубы, – прекрати! Мне это не нравится, я нервничаю!
У Арвиля стала дёргаться щека, а сжимающие букет пальцы так просто посинели:
– Я к тебе пришёл, – едва слышно пробормотал он.
Арвиль осторожно вошёл, с силой захлопнул за собой дверь кухни, прищемив букет. Он яростно рванул его на себя, и в его руках остались стебельки с шипами, но на одном все же болтался помятый цветочек.
– Э-э-э, – глубокомысленно произнёс он, – это, собственно, тебе.
Я машинально взяла протянутое цветочное безобразие. Фатиа сел на краешек стула, ощущая себя так плохо, что хуже уже некуда. Он с тоской покосился в окно, на его лице написалось торжество победившего неловкость влюблённого.
– Сегодня замечательная погода! – широко улыбнулся он.
– Арвиль, мы ночью обсудили погоду! -прошипела я. От его сумбурных ощущений у меня заболела голова, кроме того, хотелось продолжить трапезу.
– Да? – он снова сконфузился и надолго замолчал. – А как ты себя чувствуешь?
– Замечательно! – процедила я. – Мне кажется, что у тебя не все в порядке.
– Почему ты так решила?
– Не знаю! Ты такой странный!
В это время на кухню вышел заспанный, взлохмаченный Петушков. Завидев Властителя, он едва не обомлел от брошенного в его сторону злобного взгляда, потом испуганно посмотрел на меня и, заикаясь, выдохнул:
– Я за-за-забыл!
Они оба выскочили из кухни и о чём-то долго шептались на веранде. Я злилась и не могла понять развернувшуюся передо мной комедию ошибок. Арвиль вернулся на кухню ещё более взвинченный, чем был до их с Ваней разговора. Он стал мерить комнатку шагами, оставляя грязные следы на домотканом половичке, потом сел, встал, подошёл к окну; я неотрывно следила за ним.
– Ась, ты не находишь, что здесь душно?
– Нет, не нахожу, – окончательно разозлилась я.
– А мне что-то жарко.
Арвиль открыл створки окна, в комнату полил прохладный утренний воздух. Властитель откашлялся и серьёзно посмотрел в мою сторону:
– Я к тебе по делу пришёл.
Я изобразила на лице живейшую заинтересованность и, подперев рукой подбородок, приготовилась слушать.
– Ася, наше знакомство не долгое, – начал он.
– Но плодотворное, – съязвила я.
– Не перебивай меня! – едва не рявкнул он. От неожиданности я моргнула и замолчала, надув губы.
– Так вот, наше знакомство не долгое, но очень плодотворное! – он сделал круглые глаза, догадавшись, что повторил мои слова. Потом откашлялся и процедил сквозь зубы громким шёпотом, – Ваня!
Из сада донеслось едва слышимое шелестение голоса адепта:
– На колени, руку вперёд.
Меня охватило бесшабашное веселье, на лицо полезла наглая улыбка, подавленная с огромным трудом. Я сидела с каменным лицом, стараясь не расхохотаться.
Фатиа рухнул на колени, протянул вперёд руку, появилось впечатление, что он просит милостыню на паперти.